КАПУСТНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПЕРВОГО МЕДИЦИНСКОГО





КАПУСТНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПЕРВОГО МЕДИЦИНСКОГО В самом конце 20 века в Выборгском Дворце культуры состоялось грандиозное событие, можно сказать, событие века - юбилейный сборный капустник, посвященный 50-летию капустного движения 1 ЛМИ. Это было просто здорово.... Вот некоторые кадры этого события. И еще несколько фото из нашей истории. История капустного движения уходит своими корнями в далекое прошлое...(текст в работе) Отдельно надо сказать, как делались капустники. Лучше всех об этом может рассказать Леша САЛОВ - у него есть прекрасное эссе на эту тему. Андрею Филиппову «Бельмондо», с любовью и уважением... Что касается воспоминаний, то уже в течение многих лет я пишу мемуары о капустниках, которые я видел, и о людях, которых я знал. Несколько глав этой книги были прочитаны со сцены и заслужили одобрение взыскательной публики. Сегодня вы имеете возможность прочитать главу, которая называется ЧТО ТАКОЕ СМЕШНО - НЕ ЗНАЮ, или вы ещё не слышали наш оркестр Вообще, вспоминается все обрывками. Чаще других предметов всплывают перед глазами бутылки портвейна. Из звукового ряда наиболее навязчиво звучит в ушах песня «Девушка из Нагасаки» в исполнении Вадима Носова. Причем порт-вейн и поющий Носов коррелируют между собой, все одинаково отвратительно. Но с этого начинался капустник. В течение года все давали друг другу слово, что больше никогда не будут в этом участвовать, за неделю до капустника все собирались, пили много портвейна, Носов пел «Девушку из Нагасаки», и капустник начинался. Часто спрашивают, почему капустники получаются смешными. Я не знаю. Зрители всегда смеются не там, где ты пошутил, а как раз наоборот. Может быть, в этом наоборот всё дело. На третьем курсе мы ставили капустник по Мольеру, назывался он «Лекарь поневоле». Все было замечательно отрепетировано, кроме финала. Потому что в финале на сцене должен был появиться оркестр и Юра Головцов должен был исполнить заключительную песню. Пикантность ситуации заключалась в том, что об оркестре мы забыли и вспомнили накануне выступления. Ни инструментов, ни музыкантов не было. Женя Исаков сказал, что он достанет контрабас и уехал за ним в Петрозаводск. Саксофонист Лёня Тёмкин сказал, чтобы мы не брали в голову такие пустяки, потому что за десять минут он соберет оркестр, за пятнадцать минут все отрепетирует, и этот музон мы, жалкие комедианты, не знающие нотной грамоты, запомним на всю жизнь. Успокоились мы напрасно, ибо нелепая случайность вырвала саксофониста Лёню из наших рядов. В буфет того дворца культуры, в котором мы выступали, завезли пиво. А В ТЕ ВРЕМЕНА ЭТО БЫЛ ДЕФИЦИТ... Лёня ушел в буфет и больше оттуда не возвращался. Витя Чеботарёв, прекрасный пианист и неподражаемый импровизатор, на репетициях не появлялся и пришёл на капустник в тот момент, когда поднимался занавес. Мы стали на него кричать, он ус-тало посмотрел на нас и произнёс: «Отойдите от меня, жалкие, ничтожные люди. Положите сценарий на фортепиано, и я сыграю вам музыку, которой вы недостойны». В финале капустника мы стояли с Головцовым на сцене вдвоем, я лицом к кулисам, он лицом ко мне. Я произнес историческую фразу о том, что сейчас появится оркестр, посмотрел в кулисы и увидел, что там никого нет. Головцов, вглядевшись в достаточно тупое выражение моего лица, понял, что оркестра не будет и принял гениальное решение - тянуть время. Он сделал несколько задумчивых телодвижений, хлопнул в ладоши и мерзким от волнения голосом произнёс: «Ну, ба-тенька, кофейку-у-у!» В этот момент на сцену вышел Женя Исаков с контрабасом, прямо с петрозаводского поезда, в плаще и шляпе. Головцов предложил кофейку и ему. Ребята за сценой решили, что всё идет хорошо и, поймав за кулисами приятного молодого человека, повесили ему на шею барабан из пионерской комнаты и вытолкнули на сцену. Этот благородный поступок не вызвал нашего энтузиазма, потому что, как оказалось впоследствии, это был свояк местного пожарника, выпивавший с последним в подвале данного заведения культуры. Молодой человек не имел физической возможности стучать в барабан, но с видимым удовольствием хохотал и икал. Зрители, глядя на весёлого барабанщика, заметно развеселились. Тем временем народу на сцене прибывало. Ребята на руках принесли из буфета саксофониста Лёню Тёмкина и грубо выставили его из правой кулисы. Тёмкин не растерялся и заиграл что-то весёленькое. Послышались аплодисменты. Я посмотрел в левую кулису и увидел душераздирающую картину. Ребята успели накинуть на пианиста Витю Чеботарёва мольеровский камзол, но уговорить его выйти на сцену, видимо, не успели. И теперь пытались силой решить эту проблему, вшестером заламывая Чеботарёву руки и ноги, выталкивали его на сцену, но Витёк, вцепившись в кулису, держался крепко. В спину его толкала стулом Анна Бабинина. В самый напряжённый момент этой жестокой схватки кулиса рухнула на пол со страшным грохотом. Анна Бабинина решила, что теперь пианист Чеботарёв не устоит, надо только посильнее двинуть его в спину стулом. Она разогналась от стенки, но Витя ловко увернулся, и Бабинина со стулом в руках выскочила на сцену. В этот момент от изумления оправился Женя Исаков и ударил по струнам контрабаса. Барабанщик продолжал икать и хохотать. Саксофонист Лёня Тёмкин грянул «Не надо печалиться!». Народ в зрительном зале стал сползать под кресла, захлёбываясь от смеха. Желая прекратить этот ужас, Вадим Носов решил выбросить гитару из-за кулис прямо в руки Головцову, стоявшему рядом со мной, чтобы Юра изящно поймал её и спел наконец-то заключительную песню. Так он и поступил. Я, не зная об этом, сделал в этот момент два шага назад... и сраженный ударом пролетающей гитары в голову, упал на сцену. Зрителям этот трюк очень понравился. Гомерический смех стал сочетаться с аплодисментами. Головцов поднял гитару и стал петь, но слов уже никто не слышал, потому что перевозбуждённый зал воспринимал каждый звук бурными овациями. Успех был оглушительным. Почему это было смешно? Может быть потому, что финалом нашего капустника правила случайность, а жизнь прекрасна неожиданностями? А может потому, что мы всегда были искренними. Мы могли бы быть более стройными, мы могли бы быть более умными, но эта сцена всегда выдерживала только тех, кто был самим собой. За это нас любили, за это любили мы. Мы не боялись показаться смешными, а вы нам все прощали. Я смотрю назад. Я оглядываюсь за кулисы. Ничто не потеряно.
	Напишите мне